Тело блондина лежало на столе лаборатории. Пора было делать вскрытие, но впервые я жутко не хотела делать свою работу.

Еще вчера мы разговаривали. Еще вчера он шел на поправку и хмурился от того, что устал лежать без дела. Рвался встать с больничной койки и помочь исправить ту кашу, в завар которой его втянул Джонатан. А сегодня он уже безжизненно холодный, но еще не посиневший от хранения в холодильнике, неподвижно лежит на моем столе.

Еще позавчера он улыбался и отказывался принимать еду из чьих либо рук окромя моих. Храбрился, пытаясь сесть повыше и жмурясь от боли, но совершая ради меня этот маленький подвиг. А сегодня мне нужно безжалостно вывернуть наизнанку его внутренности, чтобы понять, что к этому привело.

Еще позапозавчера, бледный как сама смерть и говорящий шепотом и с трудом, он поведал нам всю историю от начала до конца — как встретился с Джонатаном в кафе, как был пленен и подвергнулся пыткам, пока не рассказал все, что монстру требовалось. А сегодня моя рука предательски дрожит, занося скальпель над ключицей, не решаясь резать кожу.

Кожу, которую еще позапозапозавчера собственноручно очищала от грязи и крови, потерянной при избиении и операции. Операции, которая его не спасла. Сделав несколько дней назад обследование повреждений, мы уже знали, что долго ему не жить. И все равно привели его в чувство, накормили и устроили. А сегодня я ощущаю себя жуткой лгуньей, что дала этому пареньку надежду на восстановление и реабилитацию.

Он так хотел жить. Покинул родной Институт в поисках себя. Жаждая приключений. Наверное, больше нас всех вместе взятых. Мы привыкли к куче проблем ежедневно и потому редко замечаем, что наша жизнь, в общем-то, прекрасна. Его же жизнь была еще более беззаботна, пока он не попал в этот город. Осиное гнездо, где наших "клиентов" пруд пруди, один опаснее другого. И наткнулся на подобного себе, только действующего темными методами. Иронично, ничего не скажешь.

••• три дня назад •••

Не знаю, зачем я пришла сюда. Я не могу смотреть на него. Не могу смотреть спокойно. Вот он мирно посапывает и вздрагивает во сне. Наверняка его все еще не отпускают видения тех мучений, что творил с ним Джонатан. А меня мучают видения улыбающегося блондина, который усыплял мою бдительность кулинарным талантом и лекарством, которое мне было так необходимо. Я точно знаю, что проснувшийся Себастиан улыбнется мне в точности так же, и от того становится так жутко, ведь я уже не смогу быть с ним дружелюбной. Это невинное выражение лица будет напоминать мне каждую секунду о том, что под ним скрывался человек, не ведающий ничего кроме злости и ненависти. Который, глядя на всех нас, мысленно разрубал присутствующих на куски и наматывал кишки на люстру. Этот мальчик не виноват, что его личиной решили воспользоваться. Но винить его так хочется. Чтобы не чувствовать виновной себя.

Веки Верлака чуть дернулись и открылись, созерцая перед собой несколько секунд белый потолок.