Труд освобождает нас от трёх великих зол: скуки, порока и нужды
Fernand De LaCroix & Christopher Young
Июль 1848 г. — Особняк мсье Де ЛаКруа в Челси
История одного собеседования
Черный костюм выглядел торжественно и сидел непривычно. Он доставался только по особым случаям. На каждый же день Кристофер предпочитал серо-коричневый. Не потому что больше ничего нет [неправда], а потому что так легче слиться с окружающей действительностью и оставаться невидимым. Как бы ни хотел, наоборот, быть заметным и не доказывать никому свое право на место под солнцем ежедневно. Ведь что такое быть индийцем в Лондоне? Это косые презрительные взгляды со стороны прохожих, нарочитая вежливость и медлительность, если с ним доводится иметь дела, и при любом удобном случае напоминание о том, какое положение имеет колония по отношению к Британии. Если сразу не принимают за чью-то прислугу. И не знаешь, что унизительнее, даже несмотря на то, что сам собираешься сменить собственное дело на работу по найму.
К другим иностранцам такого отношения нет. Европейцы принимаются с распростертыми объятиями, и чем больше они тратят на роскошь, тем шире эти объятия распахнуты. Как, например, вот для того же ЛаКруа, в особняк которого в Челси Крис сейчас и направляется. Чем занимается этот француз? Да чем только не. Создается впечатление, будто его капитал создается буквально из воздуха, а он лишь мастерски его тратит на все подряд. А теперь ещё и пустил в расход секретаря, раз ищет нового. Интересно, почему? Наверняка это озвучат на собеседовании. Подчеркнут важность этой должности раз двадцать, заставляя соискателей [а конкретно — его] сомневаться в себе и своем выборе. Пройти его должны только самые стойкие, ведь нечего делать на этом месте нерасторопным, отвлекающимся и ленивым личностям. Ведь именно таким британцы видят индийский народ. Не без оснований, но все же. И указания на это Крис тоже ждёт, как бы ни было странным считать эксцентричных богачей предсказуемыми. А разве они не такие? Селятся поблизости друг от друга — так и рождаются элитные районы. Строят огромные витиеватые особняки — так и задают моду на архитектуру, за которой потом гонятся остальные. Можно перечислять и дальше, но лучше перестать глазеть по сторонам, пока не привлек к себе ненужное внимание.
— Ты часом не заблудился, теленок?! — Не успел Крис подойти к крыльцу, как дверь распахнулась и дворецкий презрительно оглядел его с головы до ног. Да уж, не самый теплый приём, но бывало и хуже. — Забыл, где черный ход?
— Это дом господина де ЛаКруа? Меня зовут Кристофер Янг, я пришел на собеседование на должность секретаря, была договоренность на полдень.
— Докатились, теперь уже и индусов на должности берут… Иди за мной.
Не обращать внимания на грубость — это первое, чему учила Криса мать. Глупые люди говорят глупые вещи. Умные помалкивают. И не поправляют тех, кто ошибается. В конце концов, он видит этого человека впервые в жизни, и, вполне вероятно, в последний раз. К чему нарываться? Лучше сделать то, зачем пришел, и так же тихо ретироваться восвояси. Только вот не дадут.
Человек, к которому привели Кристофера, нарочно вчитывался в сопроводительное письмо минут десять. Как будто это была не копия того, что он уже прислал, а совершенно новый документ. В поднимающемся то и дело взгляде читалось любопытство, сколько времени в неизвестности сидящий перед ним «индус» выдержит. Кристофер смотрел только на письмо в руках мужчины, игнорируя внутреннее убранство дома, на которое, на деле, только и хотелось глазеть. Казалось, здесь есть все и даже больше.
— А вы не указали, что индиец. — Наконец изрек этот человек, вырывая Криса из спирали напряжения. Выдох облегчения не успел произойти, уступив место вдоху нового витка.
— К моим рабочим качествам это никак не относится. — Отчеканил сквозь зубы Янг и уже собирался забрать письмо обратно, когда одна из дверей комнаты распахнулась.
Все ясно. Кристально ясно с самого начала. Навели справки, решили посмотреть и поглумиться, но допускать Криса до самого собеседования явно никто не собирался. И ведь нельзя сказать, что он этого не понимал. Просто решил идти до конца и не мучить себя потом всякими «если бы». Лучше облажаться, но когда ты что-то делаешь, чем ныть о том, что сидишь в луже и не предпринимаешь ни единой попытки из нее выбраться. Всегда будут варианты, как можно было бы спасти положение, но куда лучше рассуждать о них тогда, когда ты попробовал и провалился, а не испугался и повернул назад, поджав хвост. Нет ничего более постыдного, чем самому отказаться от какого-то шанса. Потому он на три-четыре выдохнет и попытается забрать письмо, к которому так приковано внимание собеседника. Пусть смотрит на этот жест. Пусть смотрит на него уже, в конце концов!
От неожиданного крика появившегося вскоре в помещении мужчины Крис вздрогнул и отдернул руку назад. Пусть он и не Холбрук, но под раздачу попасть тоже может. Вот где умение прикинуться мебелью может пригодиться. Но не когда на тебя смотря в упор, да. С этим уже ничего не сделаешь, придется только отвечать. Хорошо хоть, что на рукопожатие. Хотя Крис и сам не заметил, как протянул руку в ответ. Он больше боролся с тем потоком мыслей, что вызвало это громкое появление, а они не очень-то к месту. Он и сам себе уже казался здесь ни к чему от свалившегося внимания. Сам ведь искал, вот оно, получи. Но отмер индиец только услышав упоминание его матери. Понадобилось около минуты, чтобы оторваться от неприкрытого созерцания за движениями господина ЛаКруа. Он не британец. Вот что все это время ускользало от внимания Криса. И ЛаКруа всеми возможными способами демонстрирует это, будто взывая «и что вы мне за это сделаете?» Блондин с голубыми глазами, яркий, громкий, быстрый, во всех смыслах неожиданный. Даже вот в том, что в разговоре с собственными работниками отстаивает право индийца на человеческое отношение. Зачем, если ты у себя дома? Если никто не увидит и не будет об этом судачить, если оно ни в чьих глазах не даст преимущества...
— В-вы знаете мою мать? — Почему же тогда она ничего об этом не говорила? В прочем, это Крис решил не докладывать о деле, пока оно не выгорит. А если нет — к чему ей знать? Чтоб не причитала как над ребенком. А знал бы он о таких связях — еще подумал бы соваться или нет. Тем более, что он знает такие тайны, о которых в их доме говорить не принято. С Криса вообще было взято обещание, что к этой семье он не приблизится ни на милю. — Не имел понятия. — И ощущение теперь будто холодной водой облили. Куда бы ты ни пошел, везде берешь с собой себя, и всегда найдется тот, кто напомнит об этом. — В Далвиче, сэр, — Или лучше мсье? И все же, диалог продолжается, невежливо было бы не отвечать, даже если для себя уже все решил. Решил, как обычно, самое плохое, и оттого притих. Кивнув на просьбу, немедля встал и прошел в указанную дверь.
Кабинет был просторным и не отставал по убранству от всего дома. Ковер на полу скрывал звук шагов Криса, но тот не стал этим пользоваться и тут же прошел к столу, на котором лежали упомянутые очки. И не только они. Среди вороха бумаг и всяких безделушек обнаружились такие вещи как шатлен со швейными принадлежностями и портбукет из красного стекла. Может быть, там было еще много интересного, но внимание Янга привлекли больше эти вещи. При всей своей красоте и дороговизне, они отличались сдержанностью и лаконичностью. А еще они явно принадлежали даме и не были новыми. В смысле, совсем... Заставив себя оторвать взгляд от неожиданных находок, Крис вернулся к хозяину дома. Очки он сложил в найденный там же футляр, а мыслями все еще витал где-то в ворчаниях мастери, что ее ароматические кулоны плохо продаются, поскольку англичанки никак не оставят эту моду на живые цветы в нарядах. Только было это лет пятнадцать назад.
