[indent] SYLVIE LAUFEYDOTTIR ► MARVEL
[indent] — CИЛЬВИ [ЛАФЕЙДОТТИР] |
Увидев меня на пороге квартиры Фандорина, Маса недовольно фыркнул и скрылся в комнатах в поисках своей верхней одежды. У них с хозяином был негласный договор, что японец мигом ретируется, если к Эрасту Петровичу приходит "мадемуазель Литвинова". Закрыв за слугой своего ненаглядного дверь, я ушла в комнаты, на ходу раздеваясь и бросая вещи там, где находилась. Скинув последнее белье, я нашла халат хозяина квартиры и завернулась в него, вдыхая аромат одеколона любимого мужчины. Ничего не изменилось за те несколько недель, что я строила из себя обиженную невинность. Несладкий, увы, характер. Психануть могу на пустом месте и испортить все из-за одной неосторожной фразы. Как казалось поначалу, да. Уже многим позже я поняла, что это была проверка на вшивость. Второй после обиды мыслью было возмущение. Каким мистическим образом я попала в список тех, кому он боялся доверять? Неужели я чем-то провинилась? Почему нельзя было... хотя, о чем это я, это же Эраст, он в принципе не может по-человечески, и если хочешь быть рядом, то придется мириться с его "неординарными методами".
На фортепиано в гостиной я нашла серебряный портсигар и пачку спичек. Хмыкнув, подожгла одну и попробовала затянуться. Закашлялась с непривычки и бросила сигареллу в пепельницу тут же. Никогда не понимала, что он находит в этом противном вкусе. Чем вот эта горечь помогает расслабляться, думать? Ладно еще вишневый аромат, но он витает в воздухе так недолго, что насладиться им в полной мере совсем не успеваешь. Поморщившись, приземляюсь на стул. Оттолкнувшись от пола ногой, заставляю стул крутиться. Комната плывет перед глазами, скрывая вещи в тумане от табака. Кажется, начинаю понимать, почему в такие моменты его осеняет. Все становятся какими-то далеким и неестественным, а голова очищается от "мусора" не имеющих к делу мыслей. Моим делом сейчас был Эраст. О нем были все мысли. Я много раз вот так сбегала от него, заявляя "Ухожу навсегда!", но он всегда знал, что сказано это было несерьезно, и что, заскучав среди богатеньких и глупых отпрысков интеллигенции, я приду снова, за своей порцией настоящего ума и благородства. И сколько бы мне сейчас не пришлось его ждать, я дождусь. Даже если усну.
Но нет, мне везет. Дверь в коридоре скрипнула.
— Маса! Я дома! Завари чай! — Послышался оттуда же голос Фандорина, а потом и он сам появился на пороге гостиной, держа свой цилиндр в руках и снимая на ходу белый шарф.
— Я дала твоему китайскому слуге выходной, — широко улыбнувшись на недоуменно поднятую бровь, выдала я первое, что пришло на ум, нарочно путая страну, откуда был родом бессменный ассистент теперь уже оберполицмейстера. Эраста это всегда подбешивало, а меня забавляли его закатывающиеся к небу глаза, он ведь и вправду думал, что я настолько глупа. Но сегодня, должно быть, это было лишним. Сказать, что Фандорин не ожидал меня увидеть, значит не сказать ничего. Это бы никак не отразило игру эмоций, которые отражались лишь в глазах. Как бы он ни старался их отрицать, я-то все равно все видела. Значит, сейчас минут десять он будет притворяться кусочком льда, заставит меня выложить как на духу извинения в своей взбалмошности, а потом изобразит царское всепрощение, хотя с первого же взгляда был рад, что я появилась. К этой сцене мне уже не привыкать, что ж, изобразим, что я поверила, что ему все равно.
